За несколько месяцев основной владелец Бинбанка Михаил Шишханов успел заключить и расторгнуть договор купли-продажи банка за $1 млрд, отойти от оперативного руководства и дважды сменить топ-менеджмент. О том, какие мотивы лежали в основе этих противоречивых действий, о новой стратегии развития банка и сохраняющихся планах по продаже бизнеса "Ъ" рассказал новый президент Бинбанка Григорий Гусельников.

— В мае основной владелец Бинбанка Михаил Шишханов неожиданно расторг сделку по продаже банка сенатору от Белгородской области Вадиму Мошковичу. В качестве причины он назвал затягивание сроков закрытия сделки и как следствие — ставшую неудовлетворительной цену. Почему так получилось?

— Для покупки организации, не являющейся банком, продавцу с покупателем достаточно просто подписать договор купли-продажи. В отдельных случаях требуется его согласование с антимонопольной службой. Для покупки же банка необходимо разрешение Банка России. Я знаю, что такое получить разрешение ЦБ, поскольку недавно лично этим занимался, приобретая 90,7% акций Вятка-банка. Именно поэтому в случае с Бинбанком мне в отличие от непосредственных сторон сделки с самого начала представлялось сомнительным, что покупатель получит это разрешение или по крайней мере сделает это в сроки, которые ему были отведены в рамках сделки. Слишком высокие требования к приобретателям банковских акций предъявляет регулятор. В частности, необходимо документальное подтверждение ряда фактов, которые хотят раскрывать далеко не все. В результате весной стало понятно, что разрешение ЦБ вряд ли будет получено к осени или даже к зиме, а к этому времени банк претерпит необратимые изменения, что негативно скажется на его стоимости. Поэтому, оставаясь до согласования сделки официальным хозяином банка, Михаил Шишханов не захотел нести ответственность за деятельность банка, оперативное руководство которым осуществляли уже люди Мошковича, и предпочел расторгнуть сделку.

— Неужели за два месяца, прошедшие с момента объявления о сделке, топ-менеджеры господина Мошковича успели столь разрушительно повлиять на банк?

— В феврале о сделке было объявлено официально, фактически же новое руководство в банк было назначено в ноябре. Тогда же Михаил Шишханов отошел от оперативного управления. Годовую отчетность подписывал уже в должности президента Вартан Диланян. Соответственно его люди и управляли банком с тех пор. Сейчас они все в отпуске. В результате из банка стали уходить клиенты, как это часто бывает при смене руководства. При этом новый топ-менеджмент не слишком стремился наладить контакт с существующей командой, напротив, демонстрировал ей недоверие. Взгляды старой и новой команд на то, как должны приниматься решения и развиваться банк, расходились. Не найдя с новым руководством общий язык, намерение покинуть банк выказал ряд руководящих сотрудников, в том числе я.

— Соответствует ли действительности высказанное участниками рынка предположение, что господин Мошкович, покупая банк, действовал в интересах бывшего первого зампреда Сбербанка ныне главы Связь-банка Аллы Алешкиной?

— Спросите Мошковича. Я такой информацией не располагаю, но считаю, что глупо делать вывод о том, что коза является потомком мамонта, на основании того, что у обоих есть шерсть.

— Какую неустойку заплатил Михаил Шишханов несостоявшемуся покупателю? Когда и при каких обстоятельствах вы приняли решение вернуться в банк?

— Я не могу разглашать размер, это дело акционеров, скажу лишь, что неустойка выражалась в банковском проценте за пользование деньгами и в выплатах ушедшим топ-менеджерам господина Мошковича. Предложение вернуться и возглавить банк поступило мне от Михаила Шишханова весной, когда принималось решение о расторжении сделки. Проработав с господином Шишхановым в банке более семи лет, я, практически не раздумывая, согласился. Бинбанк — это и моя история, причем незаконченная. Сейчас мы его еще вырастим, потом все-таки передадим в хорошие руки. Тогда это будет книга, которую можно закрыть и поставить на полку, и я смогу совершенно спокойно уйти.

— То есть от намерения продать Бинбанк основной собственник не отказался даже теперь, когда политические риски, связанные с участием в капитале банка племянника владельца "Русснефти", вроде бы минимизированы в связи с продажей компании структурам Олега Дерипаски?

— Я не стану отрицать, что в основе намерения продать банк лежали в том числе политические причины. Но, как вы понимаете, сделки суммой около $1 млрд не совершаются под влиянием одного лишь фактора. И в случае Бинбанка политический аспект не был решающим для выхода на сделку. Владелец "Русснефти" Михаил Гуцериев не принимал участия в управлении банком. Более того, на моей памяти он даже ни разу в нем не появлялся. Все мое общение с ним сводилось к ежегодным поздравлениям с днем рождения. Безусловно, родственные связи одного из акционеров банка помогали банку зарабатывать на обслуживании довольно крупного клиента, которым являлась "Русснефть". Но на этих же родственных связях банк понес и потери. Фактическим бенефециаром банка более чем на 80% всегда являлся Михаил Шишханов. Кстати, сейчас брат Михаила Гуцериева Саит продал Михаилу Шишханову свой пакет в 6,19% акций банка, сделка проходит согласование в ЦБ. Таким образом, Шишханов станет контролировать более 95%.

— Оцените масштаб ущерба, нанесенного Бинбанку историей с налоговыми претензиями к "Русснефти".

— После продажи "Русснефти" в июле 2007 года объем бизнеса компании, проходящий через Бинбанк, стал снижаться, остатки и обороты по счетам сокращаться, что влияло на валюту баланса в сторону уменьшения. На сегодняшний день "Русснефть" уже не является системообразующим клиентом банка. В цифрах снижение составило порядка 6-7 млрд руб., или порядка 10% наших чистых активов. Из отчетности видно, что в прошлом году мы росли не так динамично, как до этого. Дело "Русснефти" отразилось на банке не только через сокращение остатков на счетах компании, но и репутационно. С другой стороны, темпы роста хоть и уменьшились, но остались положительными, а с точки зрения диверсификации бизнеса банк стал более привлекательным. Мы перераспределили акценты своей деятельности в пользу розничного блока, кредитования малого и среднего бизнеса, развития в регионах. На работу именно в этих сегментах и будет нацелена стратегия нашего дальнейшего развития, над которой мы сейчас работаем.

— Какие цели вы преследуете, готовя банк к повторной продаже?

— Например, денег заработать. На самом деле идея продажи банка возникла до того, как им заинтересовался Мошкович. Когда он проявил интерес к сделке, у Бинбанка уже был договор с инвестбанком, который искал для нас покупателя. Просто на тот момент условия устроили обе стороны. После расторжения сделки мы вернулись на исходные позиции и вновь готовы к привлечению инвестора. Тенденции развития российской финансовой системы таковы, что любой частный банковский бизнес скорее всего в будущем будет продан, хотят того владельцы сегодня или нет. Это отрасль, априори требующая определенного масштаба, до которого большинство наших банков по мировым меркам не дотягивают. Маржа регулярно сокращается, риски российских заемщиков существенно выше, а издержки (особенно в Москве) растут просто неприличными темпами и уже, кажется, превысили западноевропейские. В какой-то момент наступает ситуация, когда средств российских акционеров для поддержания капитала на уровне, адекватном необходимому для конкуренции с серьезными игроками, не хватает, и собственники вынуждены продавать банк. Кроме того экономика централизуется, и большая часть финансовых потоков проходит сегодня через бюджет, госструктуры, госкорпорации и т. д. Чтобы изменить существующие тенденции к укрупнению и централизации банковского сектора, надо принимать специальные меры со стороны государства, которое заинтересовано в них с экономической точки зрения и не заинтересовано с политической. В результате доля государственных, правильнее даже сказать квазигосударственных и западных банков будет расти, а доля частных российских коммерческих банков снижаться.

— То есть в Бинбанке проблема достаточности капитала тоже существует?

— Да, безусловно. В соответствии с нашей стратегией, банк должен вырасти в 2-2,5 раза в течение ближайших трех-четырех лет. Такой рост предполагает увеличение активов до 120-150 млрд руб. Чтобы обеспечить достаточность капитала на адекватном уровне, нам нужно увеличить капитал на 12-14 млрд руб. Из них 5-6 млрд руб. мы в состоянии выделить из собственной прибыли, соответственно 7-8 млрд руб. необходимо привлечь. Наш план предполагает получение этих средств за счет привлечения новых акционеров. Идеальный вариант — уважаемая международная финансовая организация, которая поначалу позволит нам улучшить рейтинги, даст ресурсы, а в последующем выкупит контрольный пакет акций банка. Продавать банк частному лицу Михаил Шишханов больше не намерен. В случае реализации этого плана мы могли бы увеличить номинальный капитал примерно до $1 млрд, что с мультипликаторами дало бы стоимость банка на уровне минимум $2,5-3 млрд через три-четыре года.

— Вопрос IPO рассматривается?

— IPO как вариант возможно, но через три-четыре года. Сейчас привлечение стратегического инвестора нам идеологически ближе. IPO предпочтительнее, когда собственник хочет сохранить контроль в своих руках, получить объективную оценку стоимости бизнеса и деньги наличными. У нас не такая ситуация. Нам нужны деньги в капитал, а приблизительная стоимость банка нам и так хорошо известна.

— Вы готовы продать стратегическому инвестору блок-пакет?

— Да. Этот процесс мы планируем начать уже осенью, после того как окончательно утвердим стратегию и программу стимулирования персонала. Ряд действий мы уже предприняли. Чтобы рынок позитивно воспринимал информацию о возвращении Михаила Шишханова в банк, он уже в июне перечислил на увеличение капитала второго уровня субординированный кредит в $100 млн. Увеличение за счет допэмиссии акций заняло бы слишком много времени. Таким образом, уже сейчас люди видят: у собственника серьезные намерения.

— Каким образом вы намерены стимулировать персонал?

— Через опционные программы, которых до сих пор в банке не было. Мы разрабатываем методику мотивации менеджмента банка на капитал. На первом этапе — я надеюсь, уже в этом году — опционы получат президент, члены правления и управляющие филиалов, которые отработали в банке более пяти лет. В дальнейшем мы распространим программу и на средний менеджмент и на тех топов, кто, возможно, присоединится к нашей управленческой команде. Всего на опционы сотрудникам акционер намерен направить до 9% акций банка. Ключевые менеджеры получат пакеты, которые измеряются десятыми долями процента, около 0,2-0,5%. В абсолютном выражении перспективы мотивации менеджмента выглядят следующим образом. Если банк ориентировочно оценивают в $1 млрд, то акционером выделяются на эти цели до $90 млн. В случае двукратного роста капитализации они смогут заработать еще столько же. Учитывая, что сегодня 1% капитала — это порядка $10 млн, топ-менеджер в случае двукратного роста сможет заработать порядка $4-10 млн, если все пойдет, как мы планируем. Менеджеры будут отождествлять результат деятельности банка со своим собственным результатом, что будет способствовать сближению их мотивации и мотивации акционеров банка, а также повышению уровня корпоративной культуры.

— Просчитывалась ли эффективность внедрения опционов? Насколько должна вырасти прибыль банка, чтобы покрыть расходы акционера на повышение мотивации сотрудников?

— Нововведение окупится, даже если стоимость Банка увеличится хотя бы на 10%. Если меньше — затея докажет свою неэффективность. У прибыли есть два источника: риск и инновации. Здесь в некотором роде комбинация.

— Каковы основные положения новой стратегии банка?

— Во-первых, нам бы хотелось диверсифицировать источники фондирования за счет привлечения средств на международных рынках. Сейчас у нас нет больших долгов перед иностранцами ($100 млн мы погасили в прошлом году, еще через год у нас погашение по еврооблигациям на аналогичную сумму), зато порядка 50% нашей пассивной базы составляют вклады граждан. Мы хотели бы снизить эту долю до 30%. Причина — несовершенство российского законодательства. Статья 837-я Гражданского кодекса позволяет вкладчику забрать даже срочный депозит в любое время, что делает этот источник фондирования рискованным для банков. Эта норма — краеугольный камень нестабильности всей банковской системы, ее давно пора изменить. Что касается активов, то пропорции розничного и корпоративного кредитного портфеля останутся в сегодняшних границах — 30% на 70%. Однако корпоративный кредитный портфель будет более диверсифицирован по суммам кредита за счет роста доли кредитования малого бизнеса с сегодняшних 3 млрд руб. до 15 млрд руб. Его доля в общем кредитном портфеле должна увеличиться с 3% до 10%.

— Подвергнется ли изменению отраслевая структура кредитного портфеля? Достаточно большие активы у вас сконцентрированы в строительстве и ритейле — кредитования этих отраслей многие банки стараются последнее время избегать...

— Действительно, инвестиционное кредитование на строительство офисных, торговых центров и жилья занимает 10% в нашем портфеле, ритейл — порядка 15%. Но это не так рискованно, как кажется. Во-первых, есть диверсификация по заемщикам. Во-вторых, мы кредитуем не столько строительство жилья, где цены с трудом находят платежеспособный спрос, сколько коммерческую недвижимость. При этом наш портфель сбалансировано распределен между гостиницами, офисными и торговыми центрами, в том числе по регионам. Возведение торговых центров и гостиниц мы кредитуем в регионах (Ульяновск, Пермь), в Москве их достаточно. Офисных, напротив, в Москве, где все еще наблюдается нехватка офисных помещений. Что касается ритейлеров, то мы стараемся кредитовать компании с хорошими залогами, высокой оборачиваемостью и перспективой продажи стратегическому инвестору.

— Кредитование малого бизнеса тоже достаточно рискованно ввиду непрозрачности этого сегмента...

— Среди средних и крупных компаний тоже много непрозрачных. Малый бизнес зачастую гораздо лучше выглядит, если владельцы занимаются реальной деятельностью, а не схемотехникой. Упрощенная система налогообложения, существующая в России для компаний с оборотом до 20 млн руб.,— лучший способ и законно и дешево платить налоги. Конечно, есть риск, что маленькая компания родилась в результате дробления более крупной и служит единственно минимизации налогообложения. Но у банка существуют эффективные способы это проверить, особенно в регионах — второй акцент, который мы делаем в развитии бизнеса банка. На выходе мы ожидаем диверсификации клиентской базы, снижения уровня рисков и более высокую доходность. Много маленьких клиентов в регионах — всегда выгоднее, чем несколько больших в большом городе. Дополнительно это будет способствовать повышению рейтинга банка, хотя я считаю преувеличенным то значение, которое сегодня придается этим инструментам. У нас какая-то гонка за рейтингом: государство деньги размещает по рейтингу, ЦБ банки кредитует по рейтингу, то по рейтингу, се по рейтингу...

— А есть альтернатива? На основании чего ЦБ, по вашему мнению, должен оценивать банки при выдаче им кредитов?

— Прямая оценка рисков банков, в том числе Банком России. У ЦБ возможностей хоть отбавляй. Он лицензии банкам выдает, надзор осуществляет, руководителей согласовывает, проверки проводит регулярно, теперь у него еще и кураторы появились. На 300, ну 500 реально работающих банков приходится порядка 100 тыс. работников Банка России, или порядка 200 человек на банк! Разве этого недостаточно, чтобы иметь собственную комплексную оценку деятельности банков? Поймите, я не отрицаю смысл существования рейтинговых агентств, такова мировая практика, и мы вынуждены на нее ориентироваться. Я лишь говорю, что, проводя формальную оценку, не нужно забывать о сути. Истинную кредитоспособность организации очень сложно оценить по формализованным критериям. Кроме того в принципе деятельности рейтинговых агентств заложено фундаментальное противоречие. Они меня оценивают для других за мой же счет. Такая конструкция вызывает сомнения в объективности результата. Вон они ипотечным облигациям рейтинги какие присваивали, а теперь по ним дефолты. Я не верю в теории заговоров, но ожидать от американских и вообще западных рейтинговых агентств любви к России и российским компаниям не стоит. Суверенный рейтинг России сегодня ниже, чем у Литвы. По-моему, это уже не смешно, а оскорбительно.