Под "высокотехнологичными компаниями" понимался достаточно широкий круг организаций - от интернет-магазинов до разработчиков в области биотехнологий. Однако "мыльный пузырь" интернет-экономики лопнул. Сам по себе этот факт не означает краха "высокотехнологичного" сектора экономики. Несмотря на то что в России за последние полтора года не происходило заметных первичных размещений акций high-tech, инвестиции в российский high-tech делали не только западные, но и отечественные инвесторы.

Один из них - универсальная финансово-инвестиционная компания "ЛИДИНГ". Почему же универсальная компания - один из ведущих операторов вексельного рынка - вдруг заинтересовалась прямыми инвестициями в венчурные проекты? Об этом - интервью с Дмитрием Шашкиным, заместителем председателя Правления ЗАО ФИК "ЛИДИНГ".

Вестник НАУФОР: Дмитрий Владимирович, первый и самый главный вопрос - почему? Компания ЛИДИНГ, успешно проработав на рынке ценных бумаг более 6 лет, становится вдруг стратегическим инвестором...

Д. Ш.: Около полутора лет назад мы проанализировали перспективы развития российской экономики и пришли к выводу, что в ближайшем будущем доходность традиционных финансовых инструментов будет снижаться. В связи с улучшением общего экономического состояния и инвестиционного климата в России привлекательными становятся прямые инвестиции в реальный сектор экономики.

Представьте себя потенциальным инвестором. По большому счету, вы имеете три варианта размещения средств.

Первый - относительно надежные инструменты (государственные бумаги, облигации, векселя, банковские депозиты), которые в настоящий момент обеспечивают доходность 15-20% в год, что сопоставимо с уровнем инфляции.

Второй: можно осуществить портфельные инвестиции в акции российских предприятий. Этот вариант дает возможность получить более высокие доходности. Но, как следствие, более высок риск потерь. Кроме того, данный сегмент рынка ЦБ РФ весьма узок (ограничен 30-40 крупнейшими предприятиями России) и поэтому, покупая небольшой пакет акций, инвестор может уповать на рост стоимости, который ему подскажет технический анализ или инсайдерский источник, при этом не имея возможности оказывать сколько-нибудь значимое влияние на политику и развитие предприятий.

И наконец, третий вариант - прямые инвестиции, которые при достаточно высокой доходности дают инвестору и/или его представителям реально участвовать в непосредственном управлении предприятием.

Помимо прямых инвестиций в развитие уже существующих предприятий, на наш взгляд, большой интерес представляют инвестиции в создание новых бизнесов (венчурное финансирование), особенно в секторе высоких технологий. Однако именно в этом секторе между авторами идей и инвесторами зачастую лежит пропасть, поскольку подготовка проектов к финансированию и управление ими - это отдельная область, требующая профессионального подхода. Цель нашей компании - решение как раз этой проблемы, т. е. мы позиционируем себя не в качестве стратегического инвестора, а как инвестиционного посредника. Конечно, это не означает создание и продажу бизнес-плана. Мы выступаем в роли лидер-инвестора - сопровождаем проект от момента регистрации заявки до выхода из него. В ряде наиболее интересных проектов мы выступаем в качестве основного инвестора.

ВН: А почему в качестве объекта прямых инвестиций вы выбрали high-tech? Ведь есть множество других предприятий реального сектора.

Д.Ш.: Вырабатывая свою инвестиционную политику, мы приняли решение инвестировать как в традиционные отрасли экономики, так и в high-tech. Мы финансируем проекты, связанные с производством бытовой химии, лесопереработкой, производством химического сырья для парфюмерно-косметической промышленности. Однако, в отличие от традиционных отраслей, в основе высокотехнологичных проектов лежат изобретения и ноу-хау, успешная коммерциализация которых позволяет получить продукцию, обладающую уникальными свойствами, в том числе в мировом масштабе. Высокая конкурентоспособность этой продукции обеспечивает быстрый рост стоимости проинвестированных компаний.

ВН: Однако принято считать, что отечественная наука лежит в руинах, продолжается полным ходом "утечка мозгов"?

Д. Ш.: Действительно, положение российской науки нельзя считать простым. В то же время исследования, проведенные компанией "Техноконсалт" (одним из крупнейших в России технологических брокеров) и наш скромный опыт работы с научными проектами показывает, что практически во всех отраслях есть разработки мирового уровня и даже превосходящие его. И несмотря на более чем десятилетний отток научных кадров за рубеж, в России сохраняется высокий потенциал научных школ и коллективов разработчиков.

Найти эти перспективные разработки - непростая задача. Но они есть, это подтверждается и одним из наших проектов по биосенсорам.

ВН: Насколько, на Ваш взгляд, массовым станет увлечение прямыми инвестициями?

Д. Ш.: Прямые инвестиции, на мой взгляд, это тот продукт, который не ориентирован на массы. Но мы видим, что российские финансовые институты начали проявлять интерес к прямым инвестициям. Отечественная статистика отмечает в течение последних трех лет постоянный и существенный рост прямых инвестиций. Для крупного инвестора прямые инвестиции являются еще одним способом, позволяющим диверсифицировать вложения.

ВН: С какими основными проблемами Вы сталкиваетесь при работе с инвестиционными проектами?

Д. Ш.: Коммерциализация высоких технологий сама по себе не простая задача. В современных же российских условиях дело осложняется рядом специфических факторов. Например, неготовность промышленности к внедрению передовых научных достижений из-за низкого технического и технологического уровня производства, традиционно ориентируемого либо на механическое увеличение объемов выпуска устаревающей продукции, либо на копирование зарубежных образцов для частичного импортозамещения. Зачастую проще запустить новое производство, чем организовать выпуск новой наукоемкой продукции на существующих предприятиях. Именно по такому пути пришлось пойти ГосНИИ особо чистых биопрепаратов (Санкт-Петербург).

Еще одной серьезной проблемой является дефицит управленческих кадров. Разработчики, как правило, не в состоянии заниматься коммерциализацией проектов -они не являются специалистами в области управления.

Другая сторона медали - неотлаженность взаимоотношений между разработчиками и инвесторами, препятствующая нормальному ходу инвестиционного процесса. Это создает для инвестора дополнительные проблемы, связанные с управлением проинвестированным проектом. Сомнительно, что найдется большое количество людей, заработавших свои деньги, например, игрой на бирже, но всю жизнь мечтавших заниматься производством таблеток. Сейчас же дело обстоит именно так: вложившись в какой-либо проект, инвестор должен или безгранично довериться автору идеи, или стать специалистом. Заполнение этого разрыва - одна из задач, стоящих перед нами как перед инвестиционным посредником.

Отдельная проблема - сильное политическое давление крупных западных компаний, которое серьезно затрудняет продвижение отечественных высокотехнологических товаров не только на зарубежные рынки, но и на российский. Приемы при этом используются разные - от скупки имеющейся производственной базы, покупки перспективных патентов "под сукно" (чтобы их никто не мог использовать) до откровенно недобросовестных методов конкуренции (использование административного ресурса и лоббирование своих продуктов в органах управления).

Наконец, несовершенство правовой базы, в которой отсутствует понятие "венчурное финансирование", приводит к появлению дополнительных трудностей. Например, инвестиционные фонды - и паевые, и акционерные - практически лишены возможности участвовать в прямых инвестициях. Что касается такого широко распространенного в мире понятия, как венчурный фонд, то даже законодатель не может с уверенностью сказать, в какой организационно-правовой форме он должен создаваться.

И это далеко не все проблемы, без решения которых серьезно говорить об успешной реализации инвестиционного проекта не приходится, особенно в области высоких технологий.

ВН: Есть ли способы, которые позволяют решать эти проблемы быстро и эффективно?

Д. Ш.: Все проблемы быстро и эффективно в России решать невозможно. Какие-то из них удается решать, взаимодействуя с государственными органами управления, которые в силах обеспечить российским компаниям режим правовой безопасности и поддержки на внутреннем и внешнем рынках. Мы, например, активно участвуем в реализации межведомственной инновационной программы "Биотехнология для медицины и АПК", которая объединила Минпромнауки, Минздрав, Минсельхозпрод, Минобразования, РАН, РАМН, РАСН, профильные институты, а также крупные предприятия и финансовые институты.

Мы видим, что государство заинтересовано в развитии технологий, поскольку реализация подобных проектов связана с появлением новых предприятий, созданием новых рабочих мест, увеличением социальных и налоговых платежей, сокращением пресловутой "утечки мозгов", дополнительным финансированием науки и образования. И мы, естественно, с энтузиазмом отнеслись к инициативе Минпромнауки России создать систему внебюджетного финансирования биотехнологических проектов в области медицины и АПК.

ВН: А как вы решаете эти проблемы в ваших проектах? Например, в упомянутом Вами проекте по биосенсорам?

Д. Ш.: Проект по созданию биосенсоров нового типа появился в феврале 1999 г. в ходе совместной деятельности с Департаментом наук о жизни и земле Миннауки России. Идея проекта заключалась в организации производства и дальнейшего совершенствования аналитической системы для определения типа и концентрации биологически-активных соединений на основе новой уникальной биосенсорной технологии.

Технология разрабатывается с 1994 г., разработчиками являются Институт молекулярной биологии РАН, Институт спектроскопии РАН и факультет биотехнологии Мюнстерского университета. Финансирование разработки на тот момент осуществлялось за счет средств бюджета РФ и грантов правительства ФРГ.

ВН: Следовательно, без западных денег все-таки не обошлось?

Д. Ш.: Отчасти да. Ведь разработка велась с 1994 г., в том числе и за счет грантов правительства ФРГ. Получал эти гранты Мюнстерский университет, а он в свою очередь снабжал российских ученых реагентами, комплектующими и т. п. Это, в принципе, дало возможность за пять лет получить патенты на разработки, в том числе и западные.

ВН: Значит, были патенты. Вам пришлось их покупать?

Д. Ш.: Разумеется. Сейчас все патенты перерегистрированы на специально созданную для этого проекта компанию ООО "Биоаналитические технологии". Понятно, что без этого мы бы не стали инвестировать в этот проект.

Отмечу, что концентрация интеллектуальной собственности на проектной компании является важнейшим аспектом успешной реализации высокотехнологического проекта. Поэтому результаты всех последующих разработок, финансируемых нами, будут собственностью компании.

ВН: Зачем нужен ваш прибор? Где его можно применять?

Д. Ш.: Наш прибор - это универсальный биоаналитический комплекс. Его основное отличие от существующих биосенсоров заключается в возможности определения принципиально различных типов биологически активных веществ с помощью одного и того же устройства без дополнительной калибровки и настройки, а только за счет выбора нужной методики из программной библиотеки. Библиотека содержит полтора десятка методик и еще большее количество находится в разработке. Данный набор методик позволяет использовать биоаналитический комплекс в таких областях, как медицина (при проведении клинической диагностики), фармацевтическая и биотехнологическая промышленность (для определения качества сырья и конечной продукции). Экологи могут применять его для определения вредных веществ. Ну и понятно, что этот прибор может использоваться в учреждениях науки и образования.

ВН: Какова была потребность в инвестициях? Почему не был выбран путь поиска стратегического партнера из числа западных инвесторов?

Д. Ш.: С учетом планов развития технологии, первоначальные инвестиции оценивались нами в 900 тыс. долл. при сроке окупаемости 2 года. На момент нашего вхождения в проект уже существовал интерес зарубежных компаний. Однако он ограничивался предложениями выкупить патенты за относительно небольшие деньги. И авторы разработки, и мы хорошо видели несопоставимость предложений и потенциала проекта. Поэтому мы приняли решение самостоятельно инвестировать в проект.

Но в планах развития мы, безусловно, предусматриваем привлечение западного стратегического партнера, в основном с целью ускорения развития компании, и самое главное, для освоения западных рынков. Кроме того, продажа доли западному стратегическому инвестору - один из наиболее перспективных вариантов выхода из проекта.

ВН: В какой стадии проект находится сейчас?

Д. Ш.: В июне 2001 г. была создана компания ООО "Биоаналитические технологии", в которой ЛИДИНГу принадлежит контрольный пакет. Разработчикам в компании принадлежит 30% - все в соответствии с инвестиционным соглашением.

С тех пор сформирован имущественный комплекс, включающий интеллектуальную собственность, приборы и оборудование для проведения НИОКР.

С целью организации НИОКР и производства заключены договоры с разработчиками и заводом-изготовителем, в качестве которого выбран Экспериментальный завод научного приборостроения (ЭЗНП) в Черноголовке. Конструкторская документация на первую модификацию прибора (СКД-2) передана на завод-изготовитель и начато производство установочной партии из 10 экземпляров. Одновременно ведется подготовка к клиническим испытаниям и сертификации оборудования для использования в медицинских целях. Предполагаемая цена биоаналитического комплекса в зависимости от модификации и комплектации составит от 25 000 до 40 000 долл.

В соответствии с перспективным планом, рассчитанным до 2005 г., ведутся НИОКР, в результате которых мы вышли на регистрацию еще двух патентов, один из которых обладает самостоятельной коммерческой ценностью. Естественно, что вся интеллектуальная собственность будет зарегистрирована на ООО "Биоаналитические технологии".

Кроме того, разработан корпоративный стиль, дизайн имиджевой рекламы и сайт компании (www.biosensor.ru), начато формирование клиентской базы. Мы уже приняли участие в ряде российских и зарубежных выставок. В ближайших планах - более активная работа с потенциальными клиентами, в частности, на торговой ярмарке "Аналитика-2002", которая состоится в апреле в Мюнхене.

Как видите, менее чем за год сделано не мало, хотя говорить об успехе пока преждевременно. Впереди еще много работы как по совершенствованию технологии, так и по организации продаж.

ВН: Прибор получается недешевый. Как вы его будете продавать?

Д. Ш.: Ну, цена прибора по сравнению с оборудованием других производителей не так и высока. Например, дихрометр (его, кстати, можно использовать и как самостоятельное оборудование), являющийся измерительной частью нашего прибора, имеет аналог производства японской компании Джаско, представляющий собой стационарную установку размером с письменный стол (весом около 200 кг), требующую для работы подачи жидкого азота и стоящую свыше 150 тыс. долл. при примерно той же чувствительности и избирательности. Наш же дихрометр, сконструированный в Институте спектроскопии РАН (Троицк) весит 14 кг и по размерам сопоставим с системным блоком компьютера. И это только первая "серийная" модификация - СКД-2. Следующий прибор - СКД-3 - будет еще меньше.

С другой стороны, важным показателем является стоимость не только самого прибора, но и одного измерения. Например, стоимость биочипа фирмы Моторола, рассчитанного максимально на 4 измерения и являющегося расходным материалом для соответствующего анализатора, - около 50 долл. Себестоимость же расходных материалов, используемых в нашем приборе, - порядка 10 центов за измерение. Легко подсчитать, через какое количество тестов окупится наш прибор.

Наконец, потенциал технологии, лежащей в основе прибора, позволяет создавать функциональные аналоги разнообразного биохимического аналитического оборудования, обладающие более высокой производительностью и точностью при более низкой цене.

Таким образом, набор конкурентных преимуществ, которыми обладает новый биосенсор, позволяет нам рассчитывать на достаточно хорошие продажи.

Мы уже сейчас ведем работу с потенциальными покупателями. Проведены переговоры с германским партнером по поводу организации продвижения продукции на европейском рынке. Интерес к оборудованию и потенциальную готовность приобретения проявили ряд организаций Англии, Италии и США. Получен ряд заявок и от российских институтов и предприятий.

Особый интерес появился к прибору после того, как в ноябре 2001 г. наш прибор получил на Всемирном салоне инноваций, исследований и новых технологий "Брюссель-Эврика-2001" золотую медаль.

ВН: Каковы для вас критерии отбора проектов под прямые инвестиции?

Д. Ш.: Один из важных критериев - наличие конкурентной среды. Чем больше на рынке представлено аналогичных конкурентных товаров или услуг, тем сложнее спланировать и спрогнозировать темпы продвижения продукта. Поэтому мы, например, не занимаемся проектами, связанными с нефтью. Другой параметр - срок окупаемости. Пока мы не готовы рассматривать проекты со сроком окупаемости свыше трех лет. Ну и немаловажное значение имеет внутренняя норма доходности.

ВН: Значит ли, что в скором времени ЛИДИНГ перестанет появляться в топ-чартах опросов участников вексельного рынка и сосредоточится на прямых инвестициях?

Д. Ш.: Нет, ни в коем случае. Наша репутация на вексельном рынке помогает нам развивать программы по корпоративному финансированию через выпуск векселей, среди наших новых клиентов, привлекающих средства через выпуск векселей, - "Служба 77", "Автодина", "КМБ банк". Что касается прямых инвестиций, то ЛИДИНГ - это прежде всего инвестиционный посредник. Конечно, вложения нужно диверсифицировать, поэтому иногда мы будем участвовать в проектах непосредственно. Так что мы остаемся на фондовом рынке как универсальная компания.