Фонд прямых инвестиций – так теперь называют себя головные компании российских финансово-промышленных групп. Но очень часто это название не соответствует реальному положению дел.

От ФПГ к ФПИ

Мода на создание фондов прямых инвестиций настигла крупных российских предпринимателей уже в XXI веке. В последнее десятилетие века прошлого они успели побывать сначала флагманами финансово-промышленных групп – Владимир Потанин в 1994 году даже пытался закрепить за «Интерросом» это звание законодательно. Отношение к ФПГ было не ахти какое – после кризиса в Корее их быстро прозвали русскими чеболями. Но после кризиса российского к ним с легкой руки (или с длинного языка) Бориса Немцова приклеился ярлык «олигархов».

Неприятное звание. Обиднее, пожалуй, только несовпадение списка Forbes с реальностью на пару-тройку сот миллионов долларов. К тому же звание олигарха сильно мешает во время тотального «очищения», раскрытия реальных владельцев и моделей бизнеса – эпохой того, что по-английски называется disclosure.

Сулейман Керимов решил отмыть репутацию «Нафта-Москва»

И ведь никуда не деться: конгломерат – он и есть конгломерат. В лучшем случае – холдинг. Каким-нибудь другим, более лицеприятным образом тот плохо связанный набор активов, который имеется у большинства олигархов, и не назовешь. Однако мода на конгломераты на Западе давно прошла. С ними расправились еще в 1980-е годы. Из любого западного учебника можно узнать, что стоимость конгломерата ниже суммы стоимости его отдельных частей (это, кстати, очень привлекает рейдеров). А головная компания холдинга, как опять-таки известно из любого свежего учебника по менеджменту, просто бессмысленный пожиратель денег, заработанных подразделениями.

Но выход был найден. Репутацию самого хитроумного олигарха подтвердил самый молодой из них. Именно Роман Абрамович создал Millhouse Capital в октябре 2001 года. И хотя слова «фонд прямых инвестиций», «частные инвестиционные фонды» не прозвучали, само название было типичным для private equity fund – и начало было положено. Олег Дерипаска примерно в то же время объявил о решении построить «Базовый элемент». И если зайти на англоязычный сайт «Базэла», то там четко написано: управляющая компания нескольких private equity funds. В английском языке за этими словами стоит вполне оформившаяся, уважаемая индустрия со своими законами и правилами игры. Ключевое слово – «уважаемая». Вот, например, АФК «Система», которая называется холдингом, пришлось достаточно долго доказывать инвесторам, что выход на биржу именно холдинга имеет смысл. Убедили: у набора «системовских» активов есть синергия, а в российских условиях образующийся административный ресурс – только плюс и защита.

Но если назвался private equity fund – доверять начинают сразу же. И движение за новое название стало набирать силу. Это было очень похоже на массовое и стремительное превращение институтов в академии и университеты в начале 1990-х годов. Тогда казалось, что институт – это что-то маленькое и узкоспециализированное при большом и широкопрофильном. При поездках за границу наши ректоры испытывали явную разницу в статусе, нехватку уважения. На переименование всему «поголовью» учебных институтов понадобилось два, максимум три года.

Редкий владелец конгломерата теперь не заимел собственный фонд прямых инвестиций. Пожалуй, поветрие не захватило только «Газпром». Монополисту оказываемого за рубежом уважения явно хватает. Вагит Алекперов и компания тоже поветрию не поддались. Проблему того, куда пристроить разномастные активы, они давно решили. Приблизительно со времен августовского кризиса управление непрофильными активами Алекперова доверено фирме «Менеджмент центр», которая всегда позиционировала себя как компанию по управлению активами паевых инвестиционных фондов – а это совсем другая отрасль. Но как только в российском законодательстве появилось понятие «закрытого ПИФа» (слегка неполноценный из-за разницы в законодательстве аналог private equity fund), «Менеджмент центр» придал активам нефтяников именно этот статус.

Вообще фонды прямых инвестиций уже даже трудно инвентаризовать. Последние, почти синхронные, попытки Сулеймана Керимова, Аркадия Гайдамака и примкнувшего к ним Владимира Йориха создать свои ФПИ отмечены уже всеми.

Но это далеко не все. Фонд прямых инвестиций есть у «Уралсиба». Про него, правда, практически ничего неизвестно – лишь то, что он владеет долей в сети дискаунтеров «Копейка». «Интеррос» тоже претендует на право считаться фондом прямых инвестиций. Группа компаний «Промышленные инвесторы» гордо именует себя именно фондом – как и небольшие на этом фоне «Агрос» и «Ост Вест Груп». Наконец, у Бориса Березовского есть Salford. Этот фонд владеет «Боржоми» и немалой долей пищевой промышленности Сербии. Абсолютно все от Financial Times до провинциального российского СМИ уверены, что фонд связан с опальным олигархом. Но понять их взаимоотношения – то ли фонд консультирует Березовского, то ли Березовский консультирует фонд – очень трудно. Достоверно известно лишь, что деньги Березовского в Salford далеко не единственные; серьезную долю имеют и арабские инвесторы.

Наконец, «Альфа-Эко», компания с твердой репутацией рейдера, теперь тоже стала фондом прямых инвестиций А1.

Среди олигархов у Михаила Фридмана рекордное количество инвестфондов

Не одного поля ягоды

Скорее всего, репутация Андрея Терехова, ставшего управляющим партнером А1, не пострадает. Все-таки у него за плечами многолетний опыт работы в «настоящих» ФПИ, в Baring Vostok Capital Partners и Carlyle Group. Но большинство профессиональных управляющих фондами делить поле деятельности с олигархическими образованиями не желают. И самое главное, что ставится в вину незваным гостям,– рейдерские замашки. Джентльменство среди профи в большей цене.

Следующая претензия – неопределенная продолжительность жизни олигархических фондов. «Настоящего» фонда хватает, как правило, не более чем на десять лет, отдельных активов на балансе – и того меньше: они живут от двух до пяти лет. И в этом есть своя логика. Для обеспечения нормальной для ФПИ доходности на уровне некоего рыночного стандарта стоимость актива за эти годы должна увеличиться в несколько раз. Если фонд владеет активом шесть и больше лет, достичь стандартов доходности очень трудно, почти невозможно. Спасти могут только привычные для рейдеров доходности – да и то не нынешние, а те, что были у рейдеров лет пять-шесть назад. Активы у олигархических ФПИ, как правило, хранятся дольше – а значит и доходность для них не главное. «Олигархическая» логика может быть столь же жесткой, а административный ресурс – вещь в России вполне осязаемая. Но эта логика уже не та, которой пользуются в индустрии прямых инвестиций.

Третья претензия также связана с доходностью. «Настоящие» фонды, как правило, не нуждаются в стопроцентных пакетах акций. Российская специфика, конечно, вынуждает их получать контрольный пакет или при небольшом пакете требовать более широких полномочий, но оперативное управление компанией им неинтересно. По одной причине: это чрезмерно дорогое удовольствие. Классические ФПИ хотят получить доступ к принятию стратегических решений, но в идеале их задача на этом рынке – определить растущий сегмент, правильный момент «входа» (и пару запасных вариантов «выхода») и найти менеджеров с самым большим потенциалом. Дальше нужно только сидеть, экономить средства инвесторов и ждать, когда плод упадет в руки.

Олигархические ФПИ грубо нарушают все эти, пусть и идеализированные, каноны. Наличие единственного инвестора (непосредственно участвующего к тому же в работе управляющей компании) и безраздельное владение активами обязывают к соответствующему поведению. Логика тут тоже очевидна: главное не дать разворовать деньги на местах, а уж как распорядиться ими – решать управляющей компании, она же единственный инвестор. Настоящие управляющие компании связаны в расходе денег множеством процедур, олигархические конторы сами решают, сколько на себя потратить.

Владимир Евтушенков не следует моде — «Система» все еще остается холдингом

Олигархи исправляются

Впрочем, эти отличия не тайна за семью печатями и для самих олигархов. Некоторые фонды даже при одном инвесторе-олигархе строятся по образу и подобию классических западных образцов. Скажем, «Ренова капитал», скорее всего, будет вести себя в соответствии со стандартами, принятыми в отрасли. Даже «Альфа-групп» имеет в арсенале не только упомянутую А1. Этой компании будет трудно отделаться от старых рейдерских привычек. Но фонд «Русские технологии» строился с нуля по лекалам типичного венчурного фонда, Alfa Capital Partners – как типичный ФПИ. А если вспомнить созданные Алексом Кнастером фонды под управлением Pamplona Capital Management (как говорят, для управления альфовскими деньгами на их рынках), окажется, что, возможно, все не так плохо.

Логика работы инвестфондов, конечно, совсем не противоречит интересам олигархов: высокая доходность – она и в Африке высокая доходность. «Проминвесторы» затевают типичный стартап с авиатакси. Сулейман Керимов выходит на рынок с жесткими, но понятными правилами игры, покупая московскую сеть супермаркетов „Меркадо”. Та же А1, нервируя Филарета Гальчева, становится партнером Alfa Сapital Partners в проекте инвестиций в «Евроцемент груп», но при этом параллельно приобретает (без всяких рейдерских штучек) сеть мультиплексов «Кронверк синема» в Санкт-Петербурге, а это классический для фондов прямых инвестиций тип проекта. После того как последний рейдер переквалифицируется в управляющего ФПИ и начнет получать доходы, в рамках соответствующих правил игры, ненастоящие, построенные с декоративными целями фонды станут превращаться в истинные.