Попытки европейского бизнеса создавать транснациональные компании за счет покупки иностранных конкурентов наталкиваются на все более очевидное противодействие национальных правительств. Едва в конце февраля итальянская энергетическая компания Enel объявила о планах приобрести франко-бельгийскую Suez, работающую в энергетике, водоснабжении и переработке мусора, французское правительство организовало слияние между Suez и газовой компанией Gas de France. Объединенная GdF-Suez будет иметь оборот в 88 млрд долларов и станет второй крупнейшей энергетической компанией Европы после германского концерна Eon. Итальянцы остались не у дел, что вызвало протесты в Риме, как в деловых кругах, так и в правительстве. Итальянский министр экономики Джулио Тремонти даже сравнил нынешние события с ростом протекционизма накануне Первой мировой войны.

Итало-французский скандал не единичный случай. Чуть ранее предложение германского энергетического концерна Eon о покупке испанской энергокомпании Endesa вызвало явное неудовольствие в Мадриде (на Endesa претендует и испанская Gas Natural). Попытка британской металлургической компании Mittal Steel приобрести Arcelor разбилась о противодействие правительств Люксембурга (крупнейшего акционера Arcelor) и Франции (которое никаких акций не имеет). Предложение испанской инфраструктурной группы Ferrovial о покупке BAA, управляющей семью британскими аэропортами, также вызвало неудовольствие в Лондоне. А Польша уже несколько месяцев блокирует попытки итальянского банка UniCredito слить польские банки Pekao и BPH, которые оказались в его руках в результате покупки германского банка HypoVereinsBank.

Эти столкновения явно свидетельствуют о том, что бизнес и правительства по-разному смотрят на будущее Евросоюза. Крупные компании пытаются консолидировать активы по всей Европе, в то время как правительства отдельных стран делают ставку на экономический национализм.

Бизнес без границ

В начале 2006 года европейский бизнес захлестнула давно не виданная волна консолидации. За первые два месяца сумма объявленных сделок по слияниям и поглощениям (M&A) европейских компаний составила 173 млрд долларов — это в два раза больше, чем за тот же период прошлого года. Подобная активность отмечалась на рынке M&A только на пике интернет-бума. «Консолидация свидетельствует об отменном финансовом здоровье европейского бизнеса. Компании в течение последних лет занимались реструктуризацией, определяя приоритеты своего развития. Самое интересное, что у европейского бизнеса изменилось сознание: теперь компании в качестве внутреннего рынка рассматривают весь Евросоюз, а не узкие рамки национальных экономик. Поэтому они готовы расти вширь — от Португалии до Польши», — сказал «Эксперту» старший экономист лондонского центра Economist Intelligence Unit (EIU) Ян Фридрих.

В нынешней волне слияний почти две трети приходится на сделки, в которых участвуют компании двух и более европейских стран. Экономики большинства европейских государств растут медленно, поэтому европейским компаниям оказывается быстрее и проще купить конкурентов, чем очень медленно расширять существующий бизнес. Благо кредиты для поглощений крайне дешевы: с середины 2003 года по конец 2005-го ставка рефинансирования Европейского центробанка была всего 2% (сейчас 2,5%). «Благодаря сочетанию этих факторов в Европе образовалась целая очередь из компаний, желающих объединиться или купить чужой бизнес. Компании имеют ресурсы и организационно готовы. Антимонопольное законодательство перестало быть проблемой — Брюссель рассматривает весь ЕС как единый рынок, поэтому слияние крупных компаний двух стран не ведет к созданию монополий, как это случилось бы в случае слияния двух крупных корпораций в рамках национального рынка», — комментирует ситуацию аналитик по слияниям и поглощениям инвестбанка HSBC Джордж Макинтайр.

Европейскому бизнесу есть куда расти. Ян Фридрих полагает, что «многие крупные европейские компании по американским масштабам весьма средние — по обороту, по прибыли, по капитализации. Большинство опирается на рынок лишь одной-двух стран ЕС. У них меньше денег, они меньше тратят на инновации, что сказывается на их конкурентоспособности. Чтобы конкурировать с крупнейшими компаниями США или Японии, многим европейцам нужно стать больше».

Еще в прошлом году главным препятствием для слияний были акционеры, предпочитавшие получать прибыль компаний в виде дивидендов. Поэтому они не поддерживали использование прибыли для покупок. Стоило какой-нибудь компании объявить о слиянии, как ее акции тут же падали. Но в конце 2005 года ситуация изменилась. После того как в сентябре телекоммуникационный гигант France Telecom объявил о покупке за 7,7 млрд долларов испанской компании Amena, его акции, к удивлению аналитиков, пошли вверх. То же самое произошло, когда итальянский банк UniCredito объявил о покупке германского HypoVereinsBank. Изменение предпочтений акционеров привело к резкому росту числа слияний.

Под флагом протекционизма

Подобное «европейское видение» компаний далеко не всегда вызывает положительную реакцию у правительств европейских стран. Особенно когда дело касается инфраструктурных отраслей, таких как энергетика, финансы или транспорт, в которых заняты десятки и сотни тысяч человек, где велики инвестиции и важную роль играют инновации.

Когда германский концерн Eon предложил 35 млрд долларов за испанскую энергокомпанию Endesa, премьер-министр Испании Хосе Сапатеро заявил прессе о своей «озабоченности». Причина в том, что испанское правительство предпочитало вариант слияния Endesa с испанским же концерном Gas Natural. И хотя руководство Endesa выступало против такого слияния, правительство одобрило сделку в 27 млрд долларов, потому что тогда появилась бы мощная газо-энергетическая компания, полностью находящаяся в испанских руках, которая затем могла бы расширяться на рынки других стран. Сделка же с Eon приведет к потере государственного суверенитета в области энергетики, что вызывает в Мадриде явное раздражение.

Той же логикой руководствовались и французские власти, когда итальянская Enel объявила о своем интересе к активам Suez. Французское правительство немедленно заняло оборонительную позицию и инициировало изменения в законодательстве. По французским законам в энергетических компаниях страны правительство должно владеть не менее 70% акций. В случае же слияния Gas de France и Suez эта доля окажется меньше. Специально под эту сделку закон и переписали — теперь минимальная доля правительственного пакета не должна быть меньше 34%.

«Французская реакция абсолютно неудивительна. Ведь именно французы в мае прошлого года 'прокатили' евроконституцию. Сейчас французские политические элиты озабочены прежде всего внутриполитической борьбой накануне президентских выборов 2007 года, а не европейским проектом. Поэтому они не могут идти на конфликт с профсоюзами, которые выступают против любых реформ, угрожающих сохранности французских рабочих мест. До выборов Франция не отдаст иностранцам ни одного рабочего места. На ближайшие годы экономическая повестка дня Франции и ряда других европейских стран — протекционизм», — сказала «Эксперту» старший экономист лондонского Центра европейских реформ (CER) Катинка Бариш.

В то время как европейский крупный бизнес стремится к ликвидации границ, национальные правительства по политическим причинам восстанавливают барьеры внутри существующего уже тридцать лет «общего рынка». Вот мнение директора европейских программ Королевского института международных отношений (RIIA) Ричарда Уитмена: «Проблема в институциональной слабости европейского центра — Еврокомиссии. Для сравнения: в Советском Союзе республики могли лоббировать какие-то экономические решения в свою пользу, но последнее слово оставалось за очень сильным центральным правительством. В Европе национальные правительства продолжают смотреть на европейскую интеграцию как на дипломатический процесс — переговоры и саммиты. Поэтому сильного центра нет. Существующий евроцентр не может влиять на экономические решения столь же эффективно, как национальные правительства. А последние предпочитают политически эффектные решения вроде сохранения рабочих мест, но эти решения, как правило, антирыночные и антиконкурентные».

Смогут ли европейцы перешагнуть через порог национальных интересов? Сегодня ответ уже не столь очевиден, как пару лет назад. Многое будет зависеть от того, кто победит на выборах в Италии в 2006 году и во Франции в 2007-м, от того, удастся ли вернуться к обсуждению судьбы европейской конституции и дальнейшей интеграции. Наконец, в очень большой степени от того, какую позицию займут французы, ибо теперь, когда все убедились, что евроинтеграция перестала быть «французским проектом», Париж явно ужесточил свою политику во всем, что касается уступок партнерам по евроинтеграции.